Знаменитые клады России - Страница 20

С приходом Лжедмитрия к власти в царской казне насчитывалось примерно 500.000 рублей. Когда же его свергли, там обнаружили всего лишь 200.000. Бояре, не зная как отчитаться, в недоумении разводили руками: «чёрт его знает, куда он раскидал (деньги) за один год».

Ещё большую тягость испытала казна в годы правления Василия Шуйского. Все соплеменники в один голос сообщали в своих записках о немыслимых тратах этого царя на формирование, снаряжение и содержание войск, направляемых сначала против восставших под предводительством Болотникова, а потом и против Лжедмитрия II (Тушинского вора). Василий Шуйский, как впрочем, и его предшественники, постоянно просил помощи у монастырей и не только деньгами, но и золотыми и серебряными сосудами. Правда, денег на войну всё равно не хватало.

Однако тот факт, что Василий обращался к царским закромам, не подтверждается ни одним приказным документом той поры. Похоже, что полякам и явным недоброжелателям царя Василия Шуйского было выгодно приписать растраты именно ему. К последним свидетелям относились дьяк Иван Тимофеев и келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын. Каждый из них имел к царю свои претензии. Первого по царскому указу перевели из столицы в Новгород, понизив статус и тем самым уязвив его самолюбие. Второй был недоволен тем, что царь слишком много взял из монастырской казны. Иное дело, если в разграблении кремлёвских богатств принимали участие польско-литовские интервенты. От этих всего можно было ожидать.

Уже позднее, после освобождения Москвы, дьяками московских приказов был составлен своеобразный «отчёт» о расходах царской казны на содержание польских и немецких наёмников в период с 1611–1612 годы. По нему значилось, что жалование иноземным войскам выплачивалось не только деньгами, но и золотыми сосудами, ювелирными украшениями и ценностями московских монастырей.

Как только поляки обосновались в Кремле, и повели себя как хозяева, они тут же попытались наложить руку на «государеву казну». Сам пан Гонсовский предлагал Сигизмунду III выгодное дело: прислать в Москву мастеров монетного дела и перечеканить имеющееся в Кремле серебро и золото в польские деньги. Вырученная от этого сумма могла бы покрыть не только многочисленные задолженности наёмному воинству, но и принести немалый доход польскому королю.

По каким-то причинам королевские монетчики в Россию не прибыли и поэтому жалование наёмникам решили выплачивать «натурой» – захваченными золотыми и серебряными изделиями. Некий Николай Мархоцкий вспоминал впоследствии: «Наши, обуреваемые жадностью, не пощадили и Господа Иисуса (золотая статуя, весом, наверное в 30.000 червонных золотых), хотя некоторые предлагали отослать его в целости в Краковский замковый костёл – в дар на вечные времена. Но получив «Иисуса» из московской казны наши разрубили его на куски и поделили между собой. Такая практика получила название «залога в уплату жалования».

Воинским частям Гонсовского, покидавшим Москву в конце 1611 года, вместо денег выдали: «корону, подаренную императором Максимилианом московскому великому князю Ивану, и ту, что приказал изготовить Лжедмитрий» (обе короны в дорогих каменьях), посох «из единорога», концы которого были украшены каменьями», «царское седло, тоже с каменьями». Столь же ценным был и залог, полученный солдатами Сапеги: «две крытые золотом и украшенные каменьями шапки, которыми москвитяне обычно коронуют своих царей, скипетр и державу, – тоже золотые и в каменьях».

Таким образом, мы видим, что из казны и царских покоев были вывезены даже основные царские регалии. О том, что поляки вывозили с собой коронационные регалии, сообщал тот же Конрад Буссов. Он писал, что содержимым сокровищницы были оплачены услуги польского королевского воинства до 1612 года. На это ушло семь царских корон, три скипетра, из них один – из цельного рога единорога и, очень богато украшенный рубинами и алмазами, и множество редких драгоценностей.

Картина опустошения поляками казны и царской сокровищницы постепенно вырисовывалась: вывезено и украдено было немало. Но, не смотря алчность, разграбить до конца накопленные веками сокровища, захватчики так и не смогли. На это у них не хватило ни времени, ни сил. И всё же значительная часть царских сокровищ оказалась утраченной, и это в скором времени подтвердилось.

Вот в такой обстановке и был спрятан один из крупнейших и ценных кладов. Начну рассказ о нём, пожалуй, с того момента весны 1610-го года, когда польские завоеватели заняли московский Кремль и ряд других ключевых районов столицы Российского государства. Помимо политических и военных преимуществ, они получили и чисто материальные выгоды. Мало того, что ими были ограблены сотни богатых домов весьма состоятельных горожан, польские оккупанты получили прямой доступ к набитым закромам, как кремлёвской сокровищницы, так и к не менее солидным ценностям многочисленных московских храмов! И надо сказать, незваные гости не подвели, пограбили на славу. Обоз численностью в 973 повозки, доверху нагруженный добычей, двинулся на запад вместе с отступающими из Москвы поляками…

Приведу наглядный пример из так называемой 2-й кладовой записи, дошедшей до наших дней благодаря стараниям краеведа и историка А.Н. Величкова. Текст записи взят из его книги – «Предания о кладах Гжатского уезда», изданной в 1880-м году.

«Я отправил из Москвы с разным добром 973 подводы, в Калужские ворота на Можайск. Из Можайска пошёл я старой дорогой, на Смоленск, становился не дошедши медынских и вяземских округ. Остановился на Куньем бору; речка течёт из ночи на зимний восход, а имя этой речки Маршевка. И потом я велел русским людям на Куньем бору сделать на суходоле каменную плотину, плотину глиною велел смазать, а в ней положил доску аспидную и на ней написано, где что положено шедши из Москвы до Можайска.»