– М-да, – может недовольно пробурчать иной читатель, – тоже мне легенда! Да таких легенд пруд пруди. Тоже мне приводятся ориентиры для поисков – «Где-то в Минской губернии»! Этак, можно написать, что где-то на Колыме есть золото! Кто же не знает, что оно там есть? Да и вообще! По таким скудным приметам, да ещё происходящим от какой-то сумасбродной генеральши, начать что-либо искать может только очень наивный человек или откровенный дурак!
Да, в словах моего оппонента много нелицеприятной правды. Может быть, её даже целых 95 %. Но давайте всё же попробуем вместе с Вами «размотать» оставшиеся пять процентов, и всё же хотя бы примерно определить, какие именно события имела в виду русская патриотка г-жа Киселёва. Бог даст и мы сможем попытаться отыскать всё ещё не найденный клад.
И для этого мы рассмотрим некоторые моменты из официальной переписки, мемуаров и сохранившихся писем самой генеральши. И, прежде всего, вспомним один неоспоримый факт. Известно, что кроме московских и иных трофеев в первом императорском обозе находились и фургоны с казной всей французской армии. Фактически в составе экспедиционных войск двигался госбанк на колёсах. Основное содержимое этого банка составляли золотые монеты наполеондоры достоинством в 20 франков, и серебряные монеты достоинством в 5 франков. Вес одной золотой монеты, был равен 9,451 грамму, а серебряной несколько более. Это было, во-первых, жалование солдат, офицеров и генералов всей громадной армии Наполеона, во-вторых, наградные деньги, и в третьих, часть захваченных в процессе войны трофеев.
Рассчитано это жалование было примерно на полмиллиона человек. Кроме того, платёжные средства в монетарном виде предназначались для обеспечения прочих войсковых потребностей, как-то: наём жилья, ремонт подвижного состава, покупку фуража для бесчисленных лошадиных табунов, организацию лечения раненых и.т.д. Вся эта многомиллионная масса денег двигалась на 48 пронумерованных капитальных фургонах, причём порядок их движения был определён специальным приказом императора. Каждая повозка, имеющая больший номер, была обязана двигаться вслед за повозкой с меньшим номером. Только так следовало поступать возницам и никак иначе. Всё же деньги, сами понимаете. Требуется глаз да глаз за их сохранностью! В финансовых вопросах, как нигде, должен был поддерживаться образцовый порядок. И так всё и было, до определённого момента…
Но в силу стечения всем известных трагических обстоятельств и значительных людских потерь, основная, я бы даже сказал, подавляющая масса этих денег в столице России роздана по назначению не была. И при отступлении Наполеона из дымящейся Москвы все 48 банковских фургонов, единой колонной, не допуская в свои ряды прочие экипажи, потянулись к западным границам нашей Родины. И здесь до поры до времени всё было нормально, однако так долго продолжаться не могло.
Я уже упоминал в предыдущих главах, что от стен Смоленска до реки Березины, императорскую казну охраняли Баденские гренадеры, не столь пострадавшие в предыдущих сражениях. Но так случилось, что именно с того момента, как гренадеры приняли на себя заботу над ценностями, и начались самые значительные их утраты. Первое упоминание о захоронении монет из казны связано с белорусской деревней Немоница. Остатки бочонков с одного из фургонов были зарыты в дубраве у дороги. Выбрано было удобное место между трёх дубов, и безутешный казначей даже вколотил свой тесак в один их них. Рукоятка его, как удалось выяснить гораздо позже, точно указывала на яму с бочками. Надо думать, и он мечтал как-нибудь при случае вернуться за спрятанным имуществом. И что удивительно, ведь вернулся же! Много лет спустя, в деревне Немонице появился, плохо говорящий по-русски иностранец, который сходу предложил крестьянам хорошее вознаграждение за указание дуба, из которого торчит рукоять кинжала.
Второе упоминание о захоронении именно части казны связано с селением Селищи. Поскольку этому событию когда-нибудь будет посвящена специальная глава, я останавливаться на этом вопросе не буду.
Короче говоря, о судьбе всей казны армии императора можно судить по воспоминаниям корпусного казначея Дювержье из первого корпуса маршала Даву. Вот что он пишет в своих воспоминаниях.
«Мой фургон, запряженный семью лошадьми, продвигался довольно хорошо. 9-го декабря в полночь я был в двух лье (8 вёрст) от города Вильно. Другой фургон № 48 перевозивший два миллиона франков золотом застрял на дороге в снегу по самые ступицы. За ночь из тринадцати наших лошадей (моих и № 48) умерло (замёрзло) семь. Утром были присланы лошади из Вильно, и фургон № 48 был вытащен из снега и поставлен на дорогу. Этот фургон, последний по счёту, оказался единственным дошедшим до места назначения. Мой же фургон остался на месте. Он был ограблен по очереди французами и казаками. Я прибыл в Вильно 10-го декабря.
Очень характерная запись для тех дней и очень показательная. Следовательно, можно сделать обоснованный вывод о том, что почти вся казна иноземного воинства была оставлена на территории России. Другой вопрос, что же сталось со всем этими ценностями? Теперь-то мы точно знаем, что с ними случилось. Часть из этих денег была расхищена самими солдатами коалиционных войск. Часть попала к лихим казакам Платова и Дениса Давыдова и исчезла в их бездонных карманах, постепенно перекочевав в кошельки попутных трактирщиков. Ещё одна часть была всё же спрятана тем или иным способом. Судьба этих денег тоже известна. Основную их часть отыскали впоследствии, причём основную роль в их отыскании принадлежит тем, кто их хоронил. То есть самим французам. Но какая-то часть их была найдена много позже, уже современными кладоискателями. И только небольшая часть золотых и серебряных кружочков всё ещё ждёт своего «освободителя» из земляного плена.