Для начала послушаем, что об этом говорят сами жители современной Казани. Вот, например воспоминания писателя Рафаэля Мустафина.
«В середине шестидесятых годов, когда я работал редактором журнала «Огни Казани», ко мне на приём пришёл старик из древнего рода Азимовых и стал рассказывать сохранившееся в их семье предание о ханских сокровищах и даже показывал какие-то древние бумаги, где говорилось об этом. (Пожилой человек был не так прост, каким казался с первого взгляда. Он происходил из древнего рода казанских князей Азимовых. В Казани даже существует Азимовская мечеть, памятник архитектуры 1887–1890 гг.). Старик уверял, что клад должен находиться с северной стороны озера, примерно в том месте, где расположен обувной комбинат «Спартак». Ещё он говорил о каком-то секрете, зная который можно найти сокровища. Точного места он не знал, и указать не мог, но какая-то правда в его словах чувствовалась. (Об этом мы тоже расскажем в нашем исследовании, но несколько позже). Старик рассказывал, что спрятана целая ханская казна, общий вес которой измерялся десятками, а может быть сотнями батманов.
Теперь пришло самое время рассказать нашим читателям, что это за «батман» такой, и как его можно сопоставить с современными мерами весов. Батман – мера веса в Казанском ханстве. В разные исторические периоды один батман приравнивался к 4-м, 8-и, или 12 пудам.
Наш престарелый свидетель уверял редактора, что ханская казна состояла из трёх частей.
1. Золотые и серебряные слитки, бруски драгоценного металла.
2. Денежная (монетарная) часть самого разнообразного происхождения. Турецкие, персидские, арабские дирхемы и очень много русских серебряных гривен.
3. Самая важная часть, самая ценная: – военные трофеи, подарки и подношения ханам, изделия иноземных и собственных ювелиров.
Это действительно так. В древней Казани существовали ювелирные мастерские, где изготавливались различные женские и мужские украшения. Хранилось всё это богатство, разумеется, не в мечети, а в большом ханском дворце, вероятнее всего в его глубоких каменных подвалах. Знать, где именно и в каком количестве складировано богатство ханства, доверялось немногим государственным служащим. Но один из них о состоянии государственной казны должен был знать непременно. Назывался такой чиновник – «Аталык», что примерно соответствует званию Высшего государственного чиновника Казанского царства. В 1552 году эту должность занимал некий Чапкун Отучев.
Так вот, 20 августа 1552 года войско Ивана Грозного встало в шести верстах от Казани на так называемом Царёвом лугу. Позади была Волга, а впереди, на высоком холме виднелась крепость с каменными мечетями, красивым дворцом, высокими башнями и высокими дубовыми стенами. 21 и 22-го августа экспедиционные войска выгружали пушки, порох, ядра и прочие припасы с судов, стоящих у берега. А 23-го с рассветом, войска двинулись к городу и окружили его плотным кольцом. По наведённому мосту передовые части перешли тинный Булак, текущий к городу из озера Кабан, и, видя перед собой на расстоянии не более как в двухстах саженях (426 м.) царские палаты, мечети и стены, повернули в сторону, чтобы выйти на Арское поле. Но тут отворились крепостные ворота и 15000 татар, конных и пеших высыпали из крепости. Началась, как выражались в те времена «великая сеча». Сомкнув ряды, русские войска отступили назад. Казанцы тоже вернулись за крепостные стены. Это была первая серьёзная стычка, приведшая к крупным потерям с обеих сторон. Ночь прошла относительно спокойно, и Иван Грозный без помех расставил свои полки вокруг осаждённой крепости.
На другой день, как гласят хроники, сделалась необыкновенно сильная буря: сорвала царский и другие шатры, много было потоплено судов на Волге, и была некоторая растерянность в стане русского царя. Царь Иван Грозный послал грамоты в Москву и Свияжск за съестными припасами, за тёплой одеждою для воинов, за серебром и готовился зимовать под Казанью.
Осада столицы Казанского ханства продолжалась до 2-го октября 1552 года. 2 октября город был захвачен полностью. 3-го хоронили погибших при штурме. 4-го в половине десятого утра царь Иван-IV въехал в покорённый город и осмотрел ханский дворец. Грабить казну у него не было ни малейшего намерения. Не за этим ехали. Летописец написал по этому поводу две очень точно характеризующие сложившуюся обстановку фразы.
«Иван Грозный велел переписать казну царёву и печатию своею запечатати, да не згинет от неё ничто же». «На себя же Государь не велел имати ни единые медницы, ни полону, токмо единого царя Едигер Магмета и знамёна царские, да пушки градские…».
Все вроде ясно из приведённых отрывков и без перевода. К хранилищам были приставлены стрельцы с ружьями под командованием воеводы, – охранять от расхищения народное добро. Есть даже воспоминания современников, в которых говорится, что когда «Грозный» осмотрел несколько кучек мешков с медной монетой, то, презрительно попинав один из них сапогом, строжайше наказал сопровождающим его лицам использовать остатки денег исключительно на поддержание порядка в городе и снабжения пищей насущной его неимущих жителей. Вот вам и грабители, вот вам и завоеватели. Беспокоятся о снабжении припасами жителей почти полтора месяца сопротивлявшегося города.
У Вас не создаётся впечатления, о том, что брать-то в хранилищах было просто нечего. Как говорят в таких случаях – «Господа! Всё украли до нас». После такой фразы кладоискатели обычно начинают ломать голову над двумя основополагающими вопросами. Вопрос первый: – Кто спёр? И вопрос второй: – Куда он потом всё спёртое дел?